Еретик с острова Имралы

Начнем с того, что еще на заре истории Рабочей Партии Курдистана в 80-х, Абдулла Оджалан, заявляя о себе как о марксисте-ленинце, отказывался рассматривать СССР, Китай или Албанию в качестве путеводной звезды для борьбы курдов и, естественно, отрицал построение в этих странах того социализма, о котором писал Карл Маркс.

На самом деле, это не то чтобы было очень оригинально: примерно на таких же основах строилась идеологическая база крупнейшей левой организации Турции 70-х “Devrimci Yol” (Революционный Путь), которая подчеркивала свою принципиальную независимость от мнений советских/китайских/албанских товарищей и искала пути достижения социализма, характерные только для Турции.

Но даже на этом фоне РПК (тоже находившаяся в поисках “курдского пути к социализму”) выглядела весьма нетривиально. Уже в ранних документах партия критиковала Москву и Коминтерн за поддержку кемализма (несмотря на уничтожение кемалистами верхушки промосковской Компартии Турции), озвучивая достаточно очевидный факт, что Москва изначально, еще при Ленине, ставила принципы национальной безопасности государства выше принципов интернационализма и антиимпериализма. В дальнейшем претензии по поводу укрепления советской государственности, которое все коммунисты вселенной должны были воспринимать за эталон построения социализма, лишь умножались.

Т.о. еще в 80-х РПК довольно сильно отличалась от многих других марксистских движений, не считаясь со многими устоявшимися в международном коммунистическом движении “священными” нарративами. Поэтому и разложение с последующим крушением этого самого движения РПК пережила куда лучше, нежели другие аналогичные организации, в одночасье оставшиеся и без идеологии, и без финансирования, и без внешней опоры.

К началу 90-х РПК уже почти отказалась от традиционной марксистско-ленинской трескучей риторики о “партии рабочего класса” или “диктатуре пролетариата”, объявив своей целью кардинальное обновление курдского общества через построение “нового человека”; “новой идентичности”, лишенной негативных черт, навязанных колонизаторами, захватчиками и капиталистами. С одной стороны, произошел откат РПК к своеобразному левому народничеству со ссылками на идиллию дофеодального прошлого и призывами к “гуманизации”, “социализации” и “освобождению личности”, а с другой - курс на формирование “нового человека” привел к тому, что РПК начала напоминать квазирелигиозную секту с весьма жесткими правилами личного поведения. В конечном итоге, все эти ориентиры на “социализацию личности” и “новую идентичность”, без чего никакой социализм невозможен, были утверждены на V съезде РПК в 1995 году.

Стоит ли говорить, что никакого сожаления по поводу распада лагеря “реального социализма” ни РПК, ни сам Оджалан не выразили. Рассматривая коллапс Восточного блока не как трагедию, а как “облегчение от бремени” и закономерный финал накопления “реальным социализмом” всевозможных недостатков, съезд РПК 1995 года классифицировал восточноевропейский коммунизм во главе с СССР как “самую низкую и самую жёсткую стадию социализма”, который

“в идейном отношении скатился к догматизму, вульгарному материализму и великодержавному шовинизму;

в политическом отношении - к крайнему централизму, замораживанию демократической классовой борьбы и возвышению интересов государства;

в социальном аспекте - к ограничению свободы и демократической жизни общества и личности;

в экономическом отношении - к доминированию государственного сектора и строительству общества потребления, подражающего западным странам;

в военном аспекте - к приоритету армии и ВПК над всеми остальными отраслями”.

Все эти недостатки, понятно, мог предотвратить только “новый социализм” РПК, основанный на воспитании “нового человека”. Исполнение этой задачи, якобы, является единственной гарантией того, что после революции социализм не скатится к бюрократическому капитализму или фашизму.

Не сказать, что и это было какой-то особой новацией. Нечто подобное проповедовал Че Гевара (“Социализм и человек на Кубе”) и многие его последователи в Латинской Америке, толковавшие о необходимости воспитания “нового человека”, - солидарного, гуманного, трудолюбивого и склонного к самопожертвованию в духе Павки Корчагина, - через практику “пролетаризации сознания”, сурового самоограничения и непосредственной борьбы. Основное отличие было в том, что геваристы своими изысканиями лишь дополняли классический марксизм-ленинизм, тогда как РПК полностью заместила идею социализма как общественно-экономического строя не очень экономически понятным “социализмом нового человека”. В этом смысле РПК стала ближе не к геваризму, а к русскому левому народничеству с его “рахметовщиной” (Константину Семину такое нравится) или социал-демократии эпохи Франкфуртской декларации 1951 с её “этическим социализмом”.

Этот же съезд 1995 года удалил с эмблемы РПК серп и молот, т.к. “в реальном социализме серп и молот символизирует только рабочих и крестьян, а новая концепция социализма касается всего человечества”.

Особо в рамках этого “человечества” РПК стала выделять женщин, которые в 90-х, - со времен “курдской интифады” (Серхильдан), - начали играть в борьбе с турецким государством все более существенную роль как в качестве политических активистов, так и в качестве бойцов. Постепенно тема разрушения патриархальных порядков в отношении женщин заняла одно из центральных мест идеологии РПК, поскольку Оджалан предполагал, что курдские женщины, подвергающиеся как национальному, так и гендерному угнетению, намного более восприимчивы к радикальным идеям, чем мужчины. Под это все была подведена теоретическая база со ссылками на неолит и доисторический матриархат из книжки Энгельса, и постепенно, несмотря на сопротивление средних командиров, не желавших подчиняться женщинам, “гендерный” облик РПК стал меняться вплоть до появления чисто женских партизанских подразделений. Что кстати, послужило отличную службу в деле медийной пропаганды курдской борьбы, символом которой стала девушка-боец, сражающаяся как с национально-государственным угнетением, так и с патриархальными традициями Востока. Таким образом, Абдулла Оджалан намного опередил своё время, включив в идеологию РПК “радикально-феминистскую повесточку” за 20 лет до того, как это стало модным.

Нужно подчеркнуть особо, что идеология РПК почти полностью формировалась самим Оджаланом, достигшим, за счет неустанной борьбы со всеми своими мнимыми и реальными противниками, статуса непререкаемого вождя-философа, а то и вовсе пророка. Олицетворяющего партию как таковую, чьи довольно витиеватые рассуждения (кто читал его книги - понимает о чем речь), - даже данные по телефону (уже после ареста), - записывались для дальнейшего тщательного изучения.

Соответственно, будучи и военным лидером, Оджалан нес ответственность и за продолжение уносящей тысячи жизней борьбы РПК с турецким государством, бесперспективность которой он начал осознавать ближе к концу 90-х, когда с его стороны понеслись речи о возможности интеграции курдов в турецкую “демократическую республику”, что вообще-то противоречило программе РПК 1995 года, где целью партии по-прежнему был независимый социалистический Курдистан. Но, благодаря своему статусу пророка, эти его отдельные суждения о политическом урегулировании курдского конфликта не встречали открытого внутреннего недовольства.

Шок наступил после того, как в феврале 1999 года Оджалана наконец арестовали. В своих речах на суде “вождь-философ” не просто отказался от идеи независимого Курдистана, но и заявил, что борьба за эту цель изначально была ошибочной и достижение свободы и независимости курдского народа возможно в рамках существующего турецкого государства, через его демократизацию.

Новые идеи, высказанные Оджаланом со скамьи подсудимых и направленные фактически на ликвидацию РПК в том виде, в каком она существовала, вызвали ужас как в президиуме, так и в низах организации. Между тем, сам Оджалан не жалел красок, расписывая моральный и организационный упадок, в котором оказалась РПК во второй половине 90-х, настаивая на том, что жалеть о ликвидации такой структуры, переполненной идиотами, разложившимися лицами и занимающимися бандитизмом отморозками, не стоит. Потому что “сохранять” фактически нечего: идти вперед такая организация уже не способна, а само её существование в прежнем виде препятствует “демократическому решению” курдского вопроса. Короче говоря, арестованный Оджалан сделал то, чего годами не смогла добиться турецкая пропаганда: он полностью признал военный, моральный и идеологический провал РПК, призвав к радикальной перестройке движения на основе очень неясных пока идей “демократического урегулирования”.

Поначалу президиум РПК пытался дистанцироваться от речей Оджалана, заявляя что указания пленного лидера “больше не являются обязательными”, однако исторический полурелигиозный авторитет “Апо” таки сыграл свою роль и руководство со скрипом, но принимает новую идейную линию на прекращение вооруженной борьбы и переход к мирным методам достижения “демократизации”. Что естественно вызвало массовый отток из РПК тысяч недовольных. Однако внутри высшего руководства РПК диссиденты проиграли, потому что не смогли сформулировать никакой иной альтернативы, кроме продолжения очевидно провальной стратегии “народной войны”.

Период 1999-2005 был для РПК тяжелой эпохой упадка, когда партия, лишенная своего плененного вождя и не имея внятных целей, пыталась сохранить тающее на глазах влияние и реорганизовать структуру для новой мирной работы под именем “Конгресса свободы и демократии Курдистана” (KADEK).

Между тем, несмотря на строгую изоляцию в тюрьме острова Имралы, Оджалан продолжал делать из-за решетки авторитетные заявления, через которые, мало-помалу, выкристаллизовывалась новая идеология РПК.

Возвратившись к мифическому доисторическому прошлому, “Апо” начал утверждать, что естественным врагом присущей курдам “ментальной свободы” всегда было централизованное государство, против которого они раз за разом восставали. Так в идейном багаже РПК появляются образы централизованного государства как первоисточника угнетения и идеализированного неолитического прошлого (с социальным равенством, коллективным производством, равноправием женщин, чистотой культуры), которое требуется возродить на новом этапе.

Большим подспорьем в формировании новой идеологии РПК стало знакомство Оджалана (в тюрьме он мог получать литературу) с трудами американского либертарного эко-социалиста Мюррея Букчина, который, разочаровавшись в марксизме с его ставкой на рост рабочего класса и расширение городского индустриализма, - сделавшими социалистическую революцию в наиболее передовых странах мира невозможными уже в середине 20 века, - выдвинул идею о децентрализации городов, усилении местного коллективного самоуправления и укреплении кооперативного производства. Что в сочетании должно было стать прообразом будущего общества, которое, используя возможности легального завоевания политической власти на местном уровне и опираясь на различные социальные движения (экологическое, рабочее, кооперативное, спортивное, молодежное, религиозное и т.д.) будет расширять своё влияние, охватывая все новые территории.

Идеи Букчина легли в основу концепции “демократической автономии” РПК; параллельной централизованному государству структуре общественной, политической и экономической власти, вовлекающей граждан в процесс самоуправления и создающей давление на государство с целью его последовательной демократизации.

Существенным отличием схемы РПК от миролюбивых идей Букчина стала концепция “законной самообороны”: так и не демобилизовав окончательно свой вооруженный аппарат, партия, отказавшись от наступательных и агрессивных действий против турецкого государства, таки предусмотрела возможность перехода к защите “демократической автономии” в случае, если центральная власть задумает по тем или иным причинам разрушить низовой демократический проект. Добро должно быть с кулаками и у РПК таких кулаков для защиты демократии и свободы оставалось много.

Хотя в 80-е и 90-е РПК в качестве своего “массового фронта” создала сеть различных гражданских организаций, в новой схеме предусматривалось, что эти низовые структуры, хотя и вдохновленные идеями Оджалана, организационно будут автономны непосредственно от РПК. Для консолидации всех этих групп и организаций в 2005 году была учреждена Конфедерация Народов Курдистана (в 2007 трансформировавшаяся в Ассоциацию Обществ Курдистана), в которой РПК, вернувшаяся к своему старому названию, выступает лишь идейным вдохновителем, но не организующим центром.

Наконец, отличительной чертой новой идеологии РПК стал выход за пределы национальных границ. Основываясь на том, что новая демократическая парадигма это “не государственная система, а демократическая система народа без государства”, РПК предлагает другим народам, религиозным обществам и этносам (прежде всего конечно ближневосточным) выстраивать собственные структуры “демократической автономии”, которые впоследствии, соединившись в единый комплекс, создали бы систему “демократического конфедерализма”. Многокультурного демократического децентрализованного сообщества, которое только и способно решить проблемы межобщинных взаимоотношений и постколониальных конфликтов на Ближнем Востоке, которые национальные государства любого типа разрешить априори не в состоянии.

Важной чертой демократического преобразования по мысли Оджалана является преодоление отживших своё политических противоречий, доставшихся в наследство от 19-20 веков и до сих пор играющих большую роль в деле разобщения низов во имя укрепления идейной гегемонии национального государства и империализма. Как правое, так и левое мировоззрение должно подвергнутся “глубокой эволюционной трансформации” (что бы это ни значило), итогом которой станет принятие системы “демократической цивилизации”, обеспечивающей гармоничное развитие всего общества.

Короче говоря, тейки о классовой борьбе и освобождении пролетариата, которые и раньше занимали небольшое дежурное место в партийных документах РПК, теперь исчезли совсем, уступив место проклятиям по адресу капиталистического централизованного государства. Которое, якобы, управляя социальной структурой и навязывая собственную идейную гегемонию, является главной поддержкой классового разделения в обществе, в то время как абстрактный “технический прогресс” создает предпосылки для исчезновения материальных основ этого классового разделения. Соответственно, задача состоит в том, чтобы неустанно давить на капиталистическое государство, ослабляя его, выбивая возможности как можно более широкой реализации обществом этого демократического потенциала, что в долгосрочной перспективе должно привести к некоему социализму/всеобщему коммунализму и исчезновению государства как такового.

Вот так. Никакого сложного политэкономического анализа капитала или собственности Оджалан не проводит, ограничившись лишь неясными указаниями на развитие кооперативного/коллективного производства. Которое, видимо, в условиях неустанного расширения демократических прав народа и ослабления государства, одолеет в соревновании частную собственность.

Короче говоря, таким вот являлся идейный облик РПК к концу 2000-х годов, когда со стороны казалось, что попытки Оджалана вдохнуть новую жизнь в курдское дело через навязывание в качестве нового ориентира некоей радикальной демократии являются лебединой песней РПК. Однако начавшаяся в 2011 году “Арабская весна” неожиданно раскрыла перед курдами новые горизонты.

Имея, с одной стороны, крайне неопределенную концепцию “демократической цивилизации”, способную вызвать симпатии в самых широких кругах ближневосточного общества (а не только среди сошедших со страниц героических книжек “рабочих и крестьян”), а с другой - мощную сеть низовых гражданских организаций, вдохновленных идеями Оджалана, курды довольно успешно сумели реализовать возможность построения демократического проекта, открывшуюся после ухода из Сирийского Курдистана правительственных сил Башара Асада в 2011-12 гг. При ключевом участии Партии Демократического Союза, входящей в Ассоциацию Общин Курдистана, в 2013 году здесь была учреждена Автономная администрация, под эгидой которой “левые курды” приступили к мероприятиям по трансформации общества в соответствии с мыслью Абдуллы Оджалана.

Создание кооперативов, новой системы правосудия и школьного обучения, многочисленных гражданских ассоциаций, местных советов, полиции и сил самообороны - обо всем этом было написано много и все это конечно имело бы больше перспектив, если бы не нависшая над Сирийским Курдистаном джихадистская опасность. С которой курды сразу же вступили в длительную и кровопролитную борьбу, прославившую их на весь мир.

В процессе войны с “черными запрещенными” курды добились более-менее устойчивой консолидации вокруг себя других местных этнических и религиозных меньшинств (ассирийцев, езидов, части армян, даже некоторых туркоманов), а также арабов (“Армия революционеров”+племенные ополчения и умеренные оппозиционные бригады), образовав в 2015 военный блок “Сирийских демократических сил”, который, при поддержке международной коалиции, к 2019 году нанес стратегическое поражение джихадистам/такфиристам.

Но почти сразу же после этого Автономная администрация начала подвергаться атакам со стороны Турции и её прокси (националистов и тех же джихадистов), зеленый свет которым дали ситуативные американские союзники курдов. И хотя администрацию республиканца Трампа сменила куда более комплементарная к курдскому эксперименту администрация демократа Байдена, турецкая армия не ослабляет своего натиска, а возможность возвращения в Белый Дом Трампа несет угрозу полного военного уничтожения Автономной администрации. Поскольку те 900 американцев, которые до сих пор в качестве инструкторов присутствуют в Сирии и которых республиканцы грозятся вывести, являются единственным барьером, препятствующим регулярной турецкой армии положить конец существованию “связанной с террористами РПК” непризнанной автономии.

В любом случае, продолжающаяся война, отвлекающая огромные финансовые и человеческие ресурсы на оборону, укрепляющая “милитаристскую ментальность” и создающая фатальную зависимость от военного союзника в лице США, отнюдь не содействует успехам сирийского эксперимента по реализации идей Абдуллы Оджалана. Тем не менее, даже в таких тяжелых условиях деятельность Автономной администрации продолжается 11 лет, что уже может говорить о некоторой устойчивости концепции “демократического конфедерализма”.